Вот уже второй месяц весь арабский мир лихорадит: Тунис, Египет, Йемен, Бахрейн, Оман… В настоящее время апофеозом этой лихорадки являются события в Ливии, где дело дошло до открытой гражданской войны. При этом ударная волна «революции Викиликса» продолжает распространяться, дестабилизируя власть правящих режимов в Иордании, Алжире, Марокко и других арабских странах, включая такую традиционалистскую империю, как Саудовская Аравия. Совершенно очевидно, что этот взрыв народной энергии застал мировое сообщество врасплох: никто не ожидал подобной прыти от, казалось бы, отсталых, исторически забитых и малограмотных арабских масс. Отсюда — обилие конспирологических теорий, объясняющих события в Северной Африке, а также на Ближнем и Среднем Востоке происками различных спецслужб и глубоко законспирированных заговорщиков — от ЦРУ и масонских лож до суфийских орденов и Аль-Каиды. Есть, разумеется, и сторонники спонтанности, однако их козыри не очень сильны. В самом деле, возможно ли спонтанное восстание масс подобного масштаба, да еще в таком судьбоносном (в смысле нефтеносном) регионе планеты, едва ли не самом центре геополитических интересов крупнейших мировых держав?

Парадоксальность ситуации усиливается отсутствием в арабских революциях исламского фактора и совсем уже запредельной солидарностью израильского правительства и Хамаса в отношении поддержки антикаддафиевской оппозиции в Ливии. Похоже, ни сионисты, ни исламисты не ожидали подобного развития событий и теперь пытаются если не возглавить, то, по крайней мере, тактически поддержать новые тенденции в регионе — в надежде на будущие бонусы. А ведь на протяжении десятилетий в международных экспертных кругах, да и в общественном мнении в целом, господствовало представление, что ислам (точнее — идеология исламизма как «политического ислама») — это главный революционный фактор в арабских странах, перехвативший инициативу у социализма и национализма. И вот — гром грянул, но мы не видим тут ни исламизма, ни социализма, ни национализма… Чудеса — да и только! Если же аспект чуда вынести за скобки, то придется поискать другие, куда более материальные причины нынешней смуты в арабском мире, выходящие за рамки привычных концептуальных построений. По всей видимости, в данном случае речь следует вести не о каком-то заранее согласованном, едином плане переформатирования этого мира в интересах какого-либо определенного заказчика (или группы заказчиков), а о своеобразной совокупности политэкономических факторов в контексте особой остроты имеющего место исторического момента, связанного с проблемами глобальной геополитической перезагрузки — т. е., по существу, о радикальном переворачивании международных альянсов и коалиций.

В качестве исторического аналога подобного «переворачивания» можно привести события двухсотпятидесятидесятилетней давности, связанные с дележом т. н. испанского и австрийского наследства и последовавшей за этим Семилетней войной (1756-63), по-сути — первой действительно мировой войной в истории человечества. Судите сами: противниками в этой войне были крупнейшие в то время державы и их союзники: Англия, Франция, Священная Римская империя (Австрия), Россия, Испания, Португалия, Швеция, Пруссия, плюс все колонии и вассальные владения этих государств на всех континентах. Боевые действия, помимо европейского театра, велись также в Азии, Северной и Южной Америке, а общие потери всех сторон, включая мирное население, составили полтора миллиона человек. При этом Англия выступила против своего традиционного союзника Австрии, а Франция — против союзной ей Пруссии, в альянсе со своим старинным врагом — Австрией. Россия, Испания, Швеция и ряд мелких немецких государств примкнули к австро-французской коалиции, Португалия и другая часть немецких государств феодально раздробленной Германии — к англо-прусской. Результатами этой войны стало утверждение Англии на море, в Северной Америке и Индии, усиление Пруссии в Европе (в перспективе объединения Германии вокруг Берлина), ослабление Австрии и Франции (поражение последней вылилось, в конечном счете, во Французскую революцию, а Священная Римская империя вовсе перестала существовать).

Таким образом, результаты Семилетней войны во многом предопределили дальнейшее глобальное англо-германское противостояние, вылившееся в новую мировую войну 1914-18 гг (по мнению некоторых историков реально продолжавшуюся до 1945 г.). В период 1914-45 гг мы тоже наблюдаем частичное переворачивание коалиций и перебегание воюющих стран из лагеря в лагерь, при этом победителями в финале 1945 года стали внеевропейские (в дипломатическом смысле) США и СССР, приступившие к формированию собственных супер-блоков. Тогда как европейские государства фактически утратили свое мировое влияние, превратившись в вассалов двух сверхдержав. Распад СССР высвободил «тектонические» силы истории для новых геополитических задач. Мы видим, что ослабление Москвы не привело к однозначному и одностороннему доминированию Вашингтона на мировой арене. Фактически, завершение советско-американского военного противостояния сыграло на руку Китаю и объединенной Европе — новых участников глобальной игры в ее современном формате (которую я бы сравнил не с шахматами, а с го).

Европейские политические элиты, обладая колоссальным дипломатическим опытом, взяли курс на институциональное расширение зоны своих полномочий. В результате, за кототкий срок ЕС объединил большую часть европейских государств, при этом процесс евроинтеграции активно продолжается — в основном, по двум направлениям: на восток и на юг. Восточное направление курирует Берлин, инициировав для этого программу Восточного партнерства, предполагающую постепенную интеграцию в структуры ЕС постсоветских государств Восточной Европы (Белоруссия, Украина, Молдавия) и Закавказья (Грузия, Армения, Азербайджан). Южное направление курирует Париж. Здесь интегративным инструментом является т. н. Средиземноморский Союз (СС), в который входят государства ЕС, Северной Африки и Ближнего Востока (включая Израиль и Турцию), примыкающие к Адриатике балканские страны (не-члены ЕС), а также Лига арабских государств (как коллективный член).

Если мы теперь внимательно посмотрим на географию «арабской революции», то увидим, что ей охвачена именно арабская составляющая СС. То, что к революциии (точнее говоря — к протестной активности) примкнуло население стран за пределами средиземноморского бассейна (напр. Аравийский полуостров), говорит, скорее, о спонтанности процесса революционной солидарности масс арабского мира, выступивших против коррумпированных режимов, чем о целенаправленной деятельности евроэмиссаров. С другой стороны, Париж, безусловно, пытается использовать сложившуюся ситуацию в интересах эффективного продвижения собственного проекта, оперативно реагируя на сложившиеся обстоятельства и действуя на опережение. Именно этим можно объяснить его попытку захватить лидерство в военной операции против режима Каддафи и, как многим кажется, скоропалительное признание повстанческого правительства в Бенгази.

Ливия — это вообще особый случай. Можно сказать, что от судьбы Ливии зависит судьба СС, поскольку только ливийские углеводороды могут сделать этот проект экономически рентабельным. При этом Каддафи занял в отношении СС позицию критического наблюдателя, пропагандистски объявив инициативу Парижа попыткой неоколониального подчинения народов Африки европейскому диктату. Вероятно, «спонсируя» президентскую кампанию Саркози, ливийский лидер принимал во внимание интересы своего французского коллеги как апологета СС, однако вряд ли автор Зеленой книги реально собирался пожертвовать частью своего авторитарного суверенитета ради глобальных интеграционных схем в духе демократического Евросоюза. И вот, Париж воспользовался моментом, чтобы устранить строптивого «партнера». Ведь с случае, если ветер с востока (Бенгази) пересилит ветер с запада (Триполи), то новый франко-ливийский альянс может стать ключевым фактором по реализации не только программ СС, но и вообще радикальным образом повлиять на геополитическую ситуацию в регионе и даже далеко за его пределами.

Не удивительно, что полковника кинул и его «лучший европейский друг» Берлускони. Ведь Италия — один из активных членов СС, однако, в отличие от Франции, не имеет статуса великой державы и не может открыто заявить о своих геополитических претензиях. Демонстративная дружба двух эксцентриков носила чисто прагматический характер, но, тем не менее, компрометировала Берлускони до известной степени. Теперь же, поддержав Париж, итальянский премьер больше не обязан глупо поддакивать варвару из бедуинского шатра. Честь Рима восстановлена, да к тому же для ромеев появилась перспектива обретения более вменяемого партнера по ту сторону Средиземноморья. Но ведь в таком партнере, и даже — партнерах, заинтересованы не только итальянцы, но и все европейцы. В самом деле, какой-либо предсказуемый и эффективный процесс евроинтеграции по линии СС возможен лишь в рамках сближения институциональной культуры принимающих в проекте стран. Государства, желающие примкнуть к европейскому глобальному проекту, должны доказать свою приверженность демократическим нормам правления (по меньшей мере, как они понимаются в контексте европейской дипломатической традиции). Таким образом, свержение авторитарных клик в арабских странах играет на руку сторонникам СС, которых, как можно себе представить, в арабских странах больше, чем в европейских. Почему?

Тут логика простая. В европейском общественном сознании арабский мир традиционно связывается со средневековой дикостью, а в последние годы — еще и с терроризмом. Добавьте сюда страх массовой миграции — и картина ясна: никакой интеграции, никакого внеевропейского мультикультурализма! Однако, огромное число выходцев из арабского мира, живущих (или обучавшихся) на Западе медленно, но верно, подрывают, через обратную связь с соотечественниками, авторитарно-репрессивные устои традиционалистских обществ, с их коррупцией и кумовством. Уже сегодня большинство молодежи в этих странах, фактически, хочет жить не при шариате, а «как на Западе». И революции Твиттера и Викиликса, в одночасье разыгравшиеся на всем пространстве от Атлантики до Индийского океана, показывают, что главным революционным классом здесь являются не религиозные фанатики, а образованный средний класс, владеющий современными средствами связи и технологиями солидарного сопротивления действующей системе угнетения (пример западных антиглобалистов заразителен!). По крайней мере, эти силы заявили о себе и ждут признания со стороны братьев по разуму по ту сторону Средиземноморья. В случае, если в «революционных» странах установятся более-менее продвинутые (более демократические, менее коррумпированные) формы правления, то это невероятно поспособствует не только экономической, но и общественно-политической интеграции всего большого трансконтинентального пространства — от Ирландии до Йемена.

Теперь немного поспекулируем. Что может принести эффективная реализация проекта СС (я имею в виду не официально прописанный в настоящее время вариант Union pour la Mediterranee, а его оперативную, возможно — расширенную версию) Европе? Прежде всего — укрепит европейскую энергетическую безопасность, а также позволит продолжить застопорившийся процесс стратегического расширения ЕС. Это, в свою очередь, даст шанс революционным (в смысле «радикально новым») путем преодолеть институциональный и политический кризис европейской идентичности, в крайнем случае — путем сбрасывания с парохода евроинтеграции ряда европейских же противников этого процесса и приема новых пассажиров с юга и востока, в том числе — Турции.

Сегодня главным негласным противником СС выступает Берлин, опасающийся роста влияния Парижа в балансе европейских сил. Однако, курируемое немцами расширение ЕС на восточном направлении серьезно застопорилось. Прежде всего — в силу однозначного разворота Минска и Киева в сторону Москвы, а также в связи проблемной ситуации с Грузией. В известном смысле, против явно пропарижского формата СС выступает Великобритания и ее стратегический союзник в ЕС — Турция, опасающаяся, что вступив в СС она потеряет возможность быть принятой непосредственно в ЕС. Но после получения соответствующих гарантий о независимости одного процесса от другого, Анкара согласилась присоединиться к средиземноморскому проекту. Наиболее сложной является позиция Лондона, с одной стороны одобряющго распространение евроинтеграции в юго-восточном направлении, с другой — опасающегося (в том числе — как стратегический союзник Вашингтона) одностороннего усиления какой-либо региональной державы (или группы держав), способной бросить вызов актуальному англо-саксонскому доминированию в Европе и мире в целом.

Эта двойственнось, помноженная на непредсказуемость, особенно явно проявилась во время последней ливийской компании. Действуя по принципу «если не можешь предотвратить — возглавь», американцы и британцы, действуя первоначально в фарватере французов, попытались перехватить инициативу, одновременно не давая «добро» на официальное подключения НАТО. Многие аналитики с удивлением воспринимают позицию Вашингтона, явно уклоняющегося от, казалось бы, дежурного лидерства в ситуации вокруг арабской нефтеносной страны. Ан, нет — американцы уже заявили, что ливийский кризис должны разруливать сами европейцы, больше инвестируя в свою безопасность и ликвидацию конфликтов на пороге собственного дома. Видимо, в Вашингтоне понимают, какие перспективы несет демократизация арабского мира для процесса геополитического усиления Единой Европы и не желают таскать каштаны из огня для своих потенциальных конкурентов на мировой арене. Вместе с тем, американцы хотят держать руку на пульсе: как бы чего не вышло…

Немцы, по совершенно понятным причинам (и мину пацифистов сохранить, и французам насолить), отказались от участия в военной операции, проявив при этом, как мне кажется, стратегическую недальновидность в отношении перспектив укрепления и расширения глобального европейского проекта. Ведь с случае, если формат СС окажется работающим, то Берлин рискует превратиться в задворки не только Европы, но и всего средиземноморского блока — этого аналога новой, раскинувшейся на трех континентах Римской империи. Недальновидность в ливийской ситуации проявила и Москва. Вместо того, чтобы (рассуждая в терминах реал-политики) воспользоваться уникальным шансом — поддержать Францию и стоящую за последней Лигу арабских государств — и отправить на помощь повстанцам собственную военную помощь, сужая тем самым возможности для чисто натовского сценария, Россия тупо (подобно немцам) уперлась в миротворческую риторику, переходящую в причитания а-ля Каддафи о «крестоносцах». Получается совершенно троцкистская логика: ни войны, ни мира (т. е. ни вето в ООН, ни помощи повстанцам).

Впрочем, о какой-либо важной роли Москвы в ливийском конфликте и арабских революциях в целом никто и не говорит. Иное дело — Франция. Саркози действительно показал себя отчаянным парнем. Если он получит от партнеров по НАТО (и прежде всего — американцев и британцев) карт-бланш на проведение операции по «умиротворению» Каддафи под эгидой Парижа и ЛАГ, то можно ожидать возрождения Франции в качестве региональной сверхдержавы. Если же за дело возьмется НАТО под американским командованием — это будет психологический удар по реформаторским силам региона (иракский синдром). Здесь особое, если не ключевое значение обретает позиция Лондона, пытающегося традиционно зарезервировать за собой несколько стульев — по ту и по эту сторону Атлантики. Европейская дипломатия понимает в целом, что время американского доминирования в мире проходит, и сейчас настал удобный момент для перевода стрелок трансевропейского экспресса на новые пути.

Если французы договорятся с англичанами, значит и арабы договорятся с турками. А такими силами можно противостоять любым потенциальным конкурентам, в том числе — Москве, сведя зависимость от российских энергоресурсов к минимуму. Если же французы с англичанами не договорятся — не договорятся и арабы с турками. Тогда на проекте новой Римской империи (условное название регионального суперблока) нужно будет поставить крест. Тут, безусловно, открывается огромное поле для самых разнообразных интриг. Но ведь природа не терпит пустоты. Не терпит ее и геополитика. Вслед за Турцией к проекту СС смогут подтянуться другие тюркские страны, а также Закавказье и постреволюционный (где власть будет возвращена проевропейскому среднему классу) Иран. Главная идея моих спекуляций состоит в том, что в мире, в обозримом будущем, может возникнуть совершенно новый региональный суперблок, способный, при необходимости, экзистенциально противостоять России, Америке и Китаю.

Некогда дележ испанского и австрийского наследства привел к радикальному переворачиванию международных альянсов и коалиций. Точно так же нынешняя борьба за советское и американское наследство может проявиться в формировании совершенно необычных, с точки зрения современного политического опыта, геополитических констелляций. Так что текущие арабские революции — возможно, всего лишь этап этого сложного и противоречивого процесса с глобальными последствиями…